Вепрь   ::   Олег Егоров

Я злился на Борьку, уверившего меня, что дядя его - милейший и славнейший калека, которому без меня вовек не управиться, а Обрубков, надо полагать, злилсяиз-за того, что племянничек накинул ему хомут на шею в лице бестолкового и легкомысленного субъекта, позабывшего даже такую мелочь, как тридцать пачек «Беломора», еще летом заказанных телеграммой. Глаза егеря, налитые кровью, смахивали на шаровые молнии, сморщенная, будто вяленая груша, физиономия дергалась, а рот кривился от бешенства. С его статическим зарядом, ей-богу, рыбу можно было глушить.

- Помощник! - Он метнул на стол извлеченное из кармана письмо Губенко. - Да ты хоть знаешь, что здесь происходит?!

- Понятия не имею. - Огорошенный таким приемом, я и сам едва сдерживался.

- Слыхали?! - Гаврила Степанович яростно сунул папиросу в зубы и стал озираться в поисках то ли свидетелей, то ли спичек. - Он понятия не имеет! И я не имею, понял ты, шкет московский?! Никто его здесь не имеет! Да и хрен бы с ним! Давай выпьем!

Ногой, обутой в калошу, он отпихнул грязный, усыпанный щепками веревочный коврик, оголив крышку погреба. Взявшись за отполированное до блеска стальное кольцо, Гаврила Степанович поднял ее одним рывком. Из подземелья ударил тяжелый запах сивухи.

- Сало за окном, - предупредил меня Обрубков. - Тимоху до хаты не пускай. Дрова в сарае бери сверху которые. Жить размещайся в гостиной. И станешь завтра на воинский учет. Враг не дремлет косоглазый.

«Судя по наставлениям, путь ему предстоит неблизкий, - прикинул я, снимая пуховик. - Знать бы еще, кто такой Тимоха».

Пользуясь случаем, я решил осмотреться.