JК
Рождественский подарок :: Арсаньев Александр
Страница: 31 из 49Все мои чувства обострились с этого вечера, потому-то мне и казалось, что в этот дом вместе с метелью надвигается большая беда! — Я завтра же выясню у Титова, что происходит!
— И все-таки, Яков Андреевич, — вновь предостерег меня мой ангел-хранитель, — я бы на вашем месте этому брахману не доверял…
Я лег спать с тяжелым предчувствием, которое ни на секунду не оставляло меня и даже отравило мне сон. Мне привиделась Мира, там, далеко, у себя на родине, откуда я и привез ее в северную столицу России. Она одиноко стояла в заснеженных джунглях у ритуального костра. На ней развевалось янтарное сари, в котором она показалась мне почему-то ужасно маленькой и жалкой…
Мира пела какой-то ведический гимн и раскачивалась в такт словам, слетающим с ее уст.
Я стал прислушиваться и мысленно переводить ее песнь с санскрита:
«На убиенье отправился быстрый конь, Погруженный в думу, — мысль к богам обернулась. Козла ведут впереди его — сородича. За ним идут певцы, идут поэты.
Виталища высшего он достиг, Конь. Там отец его и мать. Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, И испросит даров, желанных жертвователю…»
Я очнулся с тяжелым сердцем. За окнами все еще было темно, а вифлиемской звезды так и не было видно!
«Да что же такое все-таки происходит?!» — мысленно изумился я. И мой сон мне совсем не понравился. Я вспомнил, что Мира однажды читала мне этот гимн. Но к чему он всплыл в моем подсознании именно сейчас?
Я успокоил себя тем, что сновидение было навеяно мне предшествующим разговором с Юкио Хацуми. Я должен был признать, что эти индийские брахманы и впрямь взбудоражили всем кровь. Я решил расспросить Миру подробнее о ведических ритуалах, известных ей, и в частности — о жертвоприношениях… Утвердившись в своем намерении я закрыл глаза, снова собираясь уснуть.
— И все-таки, Яков Андреевич, — вновь предостерег меня мой ангел-хранитель, — я бы на вашем месте этому брахману не доверял…
Я лег спать с тяжелым предчувствием, которое ни на секунду не оставляло меня и даже отравило мне сон. Мне привиделась Мира, там, далеко, у себя на родине, откуда я и привез ее в северную столицу России. Она одиноко стояла в заснеженных джунглях у ритуального костра. На ней развевалось янтарное сари, в котором она показалась мне почему-то ужасно маленькой и жалкой…
Мира пела какой-то ведический гимн и раскачивалась в такт словам, слетающим с ее уст.
Я стал прислушиваться и мысленно переводить ее песнь с санскрита:
«На убиенье отправился быстрый конь, Погруженный в думу, — мысль к богам обернулась. Козла ведут впереди его — сородича. За ним идут певцы, идут поэты.
Виталища высшего он достиг, Конь. Там отец его и мать. Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, И испросит даров, желанных жертвователю…»
Я очнулся с тяжелым сердцем. За окнами все еще было темно, а вифлиемской звезды так и не было видно!
«Да что же такое все-таки происходит?!» — мысленно изумился я. И мой сон мне совсем не понравился. Я вспомнил, что Мира однажды читала мне этот гимн. Но к чему он всплыл в моем подсознании именно сейчас?
Я успокоил себя тем, что сновидение было навеяно мне предшествующим разговором с Юкио Хацуми. Я должен был признать, что эти индийские брахманы и впрямь взбудоражили всем кровь. Я решил расспросить Миру подробнее о ведических ритуалах, известных ей, и в частности — о жертвоприношениях… Утвердившись в своем намерении я закрыл глаза, снова собираясь уснуть.