Страница:
324 из 412
– Ваше благородие, – монотонно повторял в шалаше казак, – ваше благородие, извольте проснуться… Ваше благородие…
– Ну, что, что такое? – ответил ему недовольный и, как показалось Вацлаву, смутно знакомьте голос. – Чего тебе, Воробей?
– Француза привели, ваше благородие, – сказал казак.
– Ну, так отведите в сторонку и шлепните, чего же меня-то будить? Я ведь, кажется, ясно сказал: не брать.
– Виноват, ваше благородие, а только он по-нашему лопочет и говорит, что N-ского гусарского полка офицер. Мундирчик-то на нем французский, а там леший его знает…
– Какого полка?! N-ского? Ну-ка, ну-ка, подавай его сюда, поглядим, что это за птица!
В шалаше затеплился оранжевый огонь свечи. Казак по прозвищу Воробей, все так же, согнувшись, выбрался из шалаша и махнул рукой Вацлаву.
– Заходи.
Вацлав пригнулся и нырнул в шалаш.
– Садитесь, – сказал ему насмешливый голос. Он присел на кучу веток, лежавшую у стены, поднял голову и остолбенел: перед ним на земляной кушетке, привстав на локте и подперев взлохмаченную со сна голову ладонью, полулежал Синцов.
– Ну-с, господин хороший, – продолжая говорить в том же насмешливом тоне, сказал Синцов, – так какого, вы говорите…
Он осекся на полуслове и застыл с разинутым ртом, разглядев, наконец, своего собеседника, которого считал несомненно мертвым.
– Ба, – сказал он наконец, – вот это важно! Что же это, белая горячка у меня, или трубы Страшного Суда вострубили, а я проспал? Огинский, да ты ли это?
– Я, – сдержанно ответил Вацлав.
Он не вполне понимал, как себя вести.
|< Пред. 322 323 324 325 326 След. >|