JК
Русская семерка :: Тополь Эдуард
Страница: 9 из 84И теперь Юрка был для этих местных афганцев почти святой, а начальство легко отпускало его сюда для мелкого ремонта проводки и «расширения контактов с местным населением» – то какой-то старухе дувал починить, то детей учить русской азбуке. Одним словом – они же «воины-интернационалисты»! А язык у Юрки дай Бог как подвешен – любому офицеру мозги запудрит. И даже по-афгански наблатыкался шпарить, не то что остальные – только «салам алейкум», «хош амадьщ» и «ташакур». Конечно, Юрка всегда брал с собой Алексея…
– Значит, тебя Улима зовут? – Алексей протянул руку за мастыркой. – А я Алексей.
– Улима зынайт – ты Алексей, Альоша… – сказала она, не дав мастурку, а отведя ее на вытянутой в сторону руке. Но вдруг встала на колени и приблизилась к нему. От запаха ее теплой кожи у него перехватило дыхание. А она одной рукой обхватила его за шею, другой поднесла к его губам короткий окурок.
От неожиданности он поперхнулся и долго не мог откашляться. Она терпеливо ждала, не снимая руки с его шеи, насмешливо поглядывала на него сверху вниз темными влажными глазами. Затем вдруг подняла майку до плеча и крепким коричневым соском уперлась ему в губы. Алексей жадно поглотил его пересохшим ртом, двумя руками обхватил девчонку за талию. Она тихо застонала, смеясь.
Никогда в жизни он не чувствовал такого возбуждения, какое испытывал, целуя эти соленые, занимающие пол-груди, твердые соски. Они напоминали ему высушенные жгучим солнцем крупные сливы, которые в раннем детстве он запихивал себе в рот целыми горстями. Бабка Маша ругала его за это, чертыхала и тут же крестила, пугалась, что он подавится, а он убегал и, набив рот черносливом, прятался в кустах.
– Значит, тебя Улима зовут? – Алексей протянул руку за мастыркой. – А я Алексей.
– Улима зынайт – ты Алексей, Альоша… – сказала она, не дав мастурку, а отведя ее на вытянутой в сторону руке. Но вдруг встала на колени и приблизилась к нему. От запаха ее теплой кожи у него перехватило дыхание. А она одной рукой обхватила его за шею, другой поднесла к его губам короткий окурок.
От неожиданности он поперхнулся и долго не мог откашляться. Она терпеливо ждала, не снимая руки с его шеи, насмешливо поглядывала на него сверху вниз темными влажными глазами. Затем вдруг подняла майку до плеча и крепким коричневым соском уперлась ему в губы. Алексей жадно поглотил его пересохшим ртом, двумя руками обхватил девчонку за талию. Она тихо застонала, смеясь.
Никогда в жизни он не чувствовал такого возбуждения, какое испытывал, целуя эти соленые, занимающие пол-груди, твердые соски. Они напоминали ему высушенные жгучим солнцем крупные сливы, которые в раннем детстве он запихивал себе в рот целыми горстями. Бабка Маша ругала его за это, чертыхала и тут же крестила, пугалась, что он подавится, а он убегал и, набив рот черносливом, прятался в кустах.