Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса   ::   Говоров Александр

Впрочем, о последнем более молчали, нежели говорили, но у всякого на уме - что-то станет после Петра? Опять боярщина, сонное царство или наоборот - засилье иноземцев, кулак да взятка?

Вот тогда-то и распахнулась снаружи дверь, как бы знаменуя некий поворот в судьбе младшего Киприанова, и впустила в мастерскую целое облако морозного пара. В облаке этом, словно эллино-языческий бог, явился подмастерье Алеха Ростовцев, который загулял три дня назад. Щеки у него пылали, не то от стужи, не то от бражки, он сорвал с головы малахай и усиленно им размахивал.

- Онуфрич! - взывал он. - Эй, Онуфрич, ты где? Онуфричем запросто называли отца. Киприанов-старший этим не чинился, хотя в работе никому спуска не давал.

- На торжке-то, Онуфрич, что сказывают, слышь?

Все оторвались от работы, отец остановил крученье станка. Слышно стало, как на воле бесится вьюга, стегает по бревенчатой стене. Алеха, однако, добившись всеобщего внимания, не торопился объяснять, что именно сказывают на торжке. Расстегивал себе полушубок, щелчком сбивая намерзшие льдинки.

- Дверь-то за собою прикрой, гулена! - крикнул ему отставной солдат Федька, который мучился не то от зубов, не то от собственной зловредности. - Да говори, чего знаешь, не томи!

Алеха поднял палец и, оглядев присутствующих, объявил:

- Из Санктпитера из бурха сановник прибыл, наиважнейший!

Вновь завыло шлифовальное колесо, зашаркали напильники. Отец неторопливо протер очки в серебряной оправе, которые ему подарил сам благодетель генерал-фельдцейхмейстер господин Брюс, и склонился над своей плиткой.

О чем только не болтают на торжке! Пели бы про царское здоровье какая новость, а сановник что ж...