Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса   ::   Говоров Александр

А Бяша опустился на колени перед какой-то иконой и стоял, пытаясь превозмочь проклятую пустоту, и плакал про себя: "Мама моя, мамочка, мама!"

Тарантас Канунниковых благополучно возвратился к славным берегам ручья Рачки. Пока ехали, немка пилила Стешу, которая молчала, утопив нос в лисьей муфте. Раздевшись внизу, поднялись. Стеша чувствовала себя расслабленной, будто на ней возили дрова.

С лестницы слышны были взрывы звонкого смеха из девичьей. Там переписывали приданое, и шут Татьян Татьяныч потешал всех, переиначивая опись по-своему:

- Шуба ежова, подкладка ей ножова! Бастрок венчальный из материи мочальной! Ароматник с клопами да табакерка с блохами! Конь гнед, а шерсти на нем нет, передом сечет, а зад волочет!

Заслышав их приезд, из всех дверей домочадцы и приживалы наблюдали с сочувствием, как Стеша в сопровождении Карлы Карловны поднимается по ступенькам.

Дойдя до серединной площадки, Стеша подняла взгляд и, увидев высунувшиеся головы, топнула изо всех сил. Залилась краской гнева, оттолкнула немку, не своим голосом закричала:

- Убью всех до единого!

Выбежал Татьян Татьяныч, велел немке уйти, замахал руками, все и без того попрятались. Он обнял Стешу, привлек ее голову к себе, плечи ее словно окаменели.

- Что, горлинка моя? - нашептывал шут. - Отказался дуралей этот? Я же предвидел, я же говорил... Я и к Брюсу-то ходил только по твоей просьбе, знал же, что ничего не выйдет... Нож острый был мне к этому гордецу Якушке на поклон идти!

Он поднялся на цыпочки и поцеловал девушку в темя:

- Ну, не печалься, ну, глупенькая... Поедешь в Санктпитербурх, там балы, ассамблеи, машкерады.