Флорентийские ночи   ::   Гейне Генрих

Молча, скрестив руки, простоял Максимилиан некоторое время над спящей, созерцая прекрасное тело, кою-рос скорее подчеркивали, чем прикрывали легкие одежды, и сердце его содрогалось всякий раз, как лампа бросала световой блик на бледное лицо.

"Боже ты мой! -- промолвил он про себя,-- что же это такое? Какое воспоминание просыпается во мне? Да, теперь я понял -- эта белая фигура на зеленом фоне... Да, я понял..."

В этот миг больная проснулась, и, словно из 1лубпн крепкого сна, на друга, вопрошая и моля, обратились кроткие синие глаза.

-- О чем вы сейчас думали, Максимилиан? -- произнесла она присущим чахоточным до жути слабым i оло-сом, в котором нам слышится и детский лепет, и птичье щебетанье, и предсмертный хрип.--О чем вы сейчас думали, Максимилиан?-- повторила она и гак стремительно поднялась, что длинные локоны, точно потревоженные золотые змейки, обвились вокруг ее чела.

-- Бога ради! -- воскликнул Максимилиан, бережно опуская ее снова на софу. -- Лежите как лежали, ничего не говорите, а я вам все расскажу, все, что думаю, что чувствую, все, чего даже сам не знаю! В самом деле,-продолжал он, -- я не знаю точно, что сейчас думал

и ощущал. Картины детства, словно в тумане, проносились у меня в голове, мне привиделся замок моей ма сери, заглохший сад, прекрасная мраморная era ту я, лежавшая в зеленой траве. Я сказал "замок моей матери", только ради Христа не вздумайте вообразить себе под

этим нечто помпезно великолепное! Просто-напросто я привык к такому названию.