Страница:
25 из 31
А там стволы раздвоенные, точно рассеченные ударом меча, -- два позвоночника, по которым подымается к листьям живительный сок. Стволы мучительно искрученные, как у моего дерева в Патагонии, стволы, изрыгающие проклятья. Спины, поникшие под тяжестью загустевшего воздуха, да и нас пригибает к земле привычная ноша сладостно щемящей грусти.
Здесь, говорю я себе, в этой оливковой роще, живут, не ведая того, все мои друзья. Останься я в Вальдемосе, каждый день приходила бы беседовать с ними. И не надо ничего больше! Тут мои пророки, мои святые, мои поэты. Вот он -- Исайя, дающий масло, и Рубен, искореженный, отяжелевший, с иссиня-черными ягодами, которые так и сочатся. А вот совсем прямая, тонкая, но стойкая олива -- это моя мать. У оливковой рощи, похоже, нет детей, но это не так, ибо их творит полуденный свет, который весело скользит по ветвям.
Уста олив роняют тишину, большие гроздья тяжелой тишины.
Пилар, оливы под твоей рукою,
легли на холст, как идолы былого
без капли христианского покоя,
умерших тело и живущих слово.
Сухой землей срослись их руки,
лица, немой язык, не облегченный властью
шепнуть, как переполнена темница,
любовью листьев, каменною страстью.
{перевод Н.Ванханен}
Пройдя быстрым шагом километра полтора -- здесь, право, живительный воздух! -- мы садимся передохнуть и угоститься дарами этого тихого края: сладким миндалем и горьковатыми маслинами.
Возвращаемся к вечеру вместе со сборщиками оливок.
|< Пред. 23 24 25 26 27 След. >|