Казанский университет   ::   Евтушенко Евгений Александрович

И твой пасынок пьяный, Россия,

с ощущением связанных крыл,

как публичного дома мессия,

он возвышенно речь говорил:

"Тоска по родине внеродины

под сенью чуждых чьих-то рощ

сидит, как будто нож под ребрами,

а если выдернешь - умрешь.

Там семечками не залускано,

не слышно "в бога душу мать",

но даже и по хамству русскому

вдруг начинаешь тосковать.

Но если хамство ежедневное

и матерщина - просто быт,

то снова, как болезнь душевная,

тоска по родине свербит.

Мне не родной режим уродливый,

родные во поле кресты.

Тоска по родине на родине,

нет ничего страшней, чем ты.

Я потому сегодня пьянствую,

как пьянствуют золотари,

что раздирает грусть гражданская

меня когтями изнутри.

Глядите, бурши и поручики,

я поцелую без стыда,

как Дульцинее, девке рученьку,

цареву руку - никогда!

Я той Россией очарованный,

я тою родиною горд,

где ни царей и ни чиновников,

ни держиморд, ни просто морд.

Чужие мне их благородия

и вся империя сия,

и только будущая родина

родная родина моя!"

Лишь казалось, что он собутыльник,

пропивает свой ум в кабаке.

Он был разума чистый светильник

у истории русской в руке.

И забыв и Кольцова, и шапку,

и приняв огуречный рассол,

Афанасий Прокофьевич Щапов

из борделя на лекцию шел.