Кошка на раскаленной крыше   ::   Уильямс Теннесси

БОЛЬШОЙ ПА: Договори все до конца!

БРИК (глотая кусочки льда из стакана, глухим голосом): Дело свое оставь Гуперу, Мэй и пяти маленьким обезьянам. Вот все, что я хочу.

БОЛЬШОЙ ПА: «Дело свое оставь», говоришь.

БРИК: Все эти двадцать восемь тысяч акров богатейшей земли…

БОЛЬШОЙ ПА: Кто сказал, что я должен оставить свое дело Гуперу или кому-то еще? Мне еще жить лет пятнадцать – двадцать. Я тебя еще переживу. Еще придется тебе гроб покупать.

БРИК: Конечно… А теперь пойдем посмотрим фейерверк. Пошли.

БОЛЬШОЙ ПА: Наврали? Они наврали? О заключении из клиники? Они… они… нашли. Рак. Может быть… Рак?

БРИК: Ложь – это система жизни, в которой мы живем. Виски – один выход, смерть – другой. (Берет костыль из сразу ослабших рук отца и, шатаясь, выходит на галерею, оставляя за собой двери открытыми. Слышна песня «Собираем кипы хлопка».)

МЕЙ (появляясь в дверях): Ох, Большой Папа, это поют для вас.

БОЛЬШОЙ ПА (дико вопит): Брик!!! Брик!!!

МЕЙ: Он пьет на галерее, Большой Па!

БОЛЬШОЙ ПА: Брик!

Мэй исчезает, испуганная его яростью. Дети зовут Брика, передразнивая Большого Папу. Лицо Большого Папы похоже на разбитую пожелтевшую маску, разваливающуюся на куски. В небе пылают огни фейерверка. Брик возвращается, серьезный, притихший, абсолютно трезвый.

БРИК: Прости, отец. У меня голова совсем не работает. Мне трудно понять, как это кто-то еще интересуется, жив он, мертв, или собирается умереть.