Критическая Масса, 2006, - 1   ::   Журнал

И что же получается? Фадеев, номенклатурный советский писатель, — гуманист, а либерал Гиршович кто? Антигуманист? И Джоан Харрис? Но ведь они всего лишь пытаются отстаивать право маленького человека… Право на что? На выживание? На защиту именно своих, а не чужих детей? На то, чтобы носить шелковые трусики и пить кофе с пенкой? На презрение к героям?.. Фокус в том, что не складывается история защиты прав маленького человека. Не складывается, потому что дискурс сопротивляется. Почему-то не складывается такой дискурс, в рамках которого возникала бы жалость к предателю, готовому кого угодно продать за консервы, трусики и помаду. Но представьте себе, маленький человек хочет не только кушать и носить шелковые трусики, он еще и хочет любить. И как это у него получается?

Ромео и Джульетта, или Сказка о добром немце

Иногда точное определение ситуации можно отыскать там, где и не ждешь. Вот и журналистка Ольга Маршева хвалит в журнале «Ваш досуг» фильм «Полумгла» за любовь русских баб к пленным немцам и за то, «что даже на войне понятия „враг“ и „друг“ весьма условны…» 11

Но если понятия «враг» и «друг» условны и царит эта самая полумгла, то должно же все-таки иметься в наличии нечто ясное, четкое, нечто такое, где полумгла не царит, где сразу ясно, кто враг этот самый, а кто — друг? За что же уцепиться в мире кривящихся мифов? Что послужит более или менее надежной опорой? Может быть, эта, как ее, — любовь?

Любви как раз хватает и в романе Харрис, и в текстах Гиршовича и Хазанова. Что ж, начнем снова с дамы. Семейство мамаши Мирабель всеми своими душами привязалось к симпатичному немцу Томасу Лейбницу. «Томас был такой же, как мы.