Счет по-венециански   ::   Леон Донна

— И что в ней говорилось?

— Что нам должно быть жаль этих несчастных, вынужденных прощаться с жизнью, ибо они не в силах выдержать стыда и тех страданий, что причиняет им наше общество; что судьи должны выпускать их из тюрем, возвращать в лоно семьи, к женам и детям. И что-то еще в этом роде, не помню, меня чуть не стошнило от отвращения.

Брунетти по-прежнему молчал, и Вьянелло продолжил:

— Когда какого-нибудь карманника сажают за украденный кошелек, в газетах, и уж тем более в такой, как «Коррьере», почему-то не печатают статей, что, мол, давайте его пожалеем и выпустим. А эти свиньи? Сколько они наворовали, одному Богу известно. Ваши налоги. Мои налоги. Миллионы, триллионы лир. — Тут он вдруг осознал, что слишком разошелся, снова махнул рукой, словно отгоняя собственный гнев, и спросил куда более спокойно: — Так что там с Фаверо?

— Это было не самоубийство.

Вьянелло вытаращил глаза.

— А что же было на самом деле? — спросил он, совершенно забыв о своем праведном гневе.

— Он никак не мог сам вести машину: в его крови обнаружено слишком много барбитуратов.

— Много — это сколько?

— Четыре миллиграмма, — ответил Брунетти и, не давая Вьянелло возразить, что это не такая уж большая доза, добавил: — Это был роипнол.

Вьянелло, так же как и Гвидо, прекрасно понимал, что четыре миллиграмма такого препарата свалили бы их обоих дня на полтора.

— А какая тут связь с Тревизаном? — спросил сержант.