Написанное с 1975 по 1989   ::   Пригов Дмитрий Александрович

на кухне и в окно закрытое смотрю, а там развертывается московский простор — медленный, тягучий, и смотрю я в него, а он в ответ при моем брезгливом и отдаленном внимании начинает так же медленно и тягуче вытягивать из-за моей спины правую руку, с некоторым ее подергиванием на мелких неподготовленных мышцах и поскрипыванием от запоздалого осознания совершающегося суставов. Вытягивает он мою руку на стол, вкладывает в нее шариковую западногерманскую ручку с черной, чуть отливающей в лиловизну, заправкой и пододвигает уже замаранный листок бумаги:

а) жизнь или созерцание;

б) созерцательная жизнь или созерцательное созерцание;

в) созерцание жизни или созерцание созерцательного;

г) созерцание из жизни или жизнь из созерцания;

д) жизнь из созерцания жизни или жизнь из созерцания созерцательного;

е) убийство жизни посредством созерцания или убийство созерцания посредством жизни;

ж) убийство созерцания посредством созерцания жизни посредством созерцания или убийство жизни посредством убийства жизни;

з) созерцание убийства жизни посредством убийства жизни или жизнь убийства жизни посредством жизни, –

вот что обнаружилось мне напрягшемуся на ввергнутом моему непричастному понужденному истечению себя.

Оглянулся — Кабаков стоит в тренировочных брюках и клетчатой такой рубашонке и говорит безумно: Что ответите-выберете, Дмитрий Александрович? — и улыбается.

Поздней осенью глубоким мартовским временем жизни моей, дня 15 апреля бродил по берегам реки московской Москвы, подбивая отдаленной своей ногой прошлогодние листья, слипшиеся, словно новорожденные, выкинутые на мороз жестоким хозяином-мироедом ласковые мышата-малютки.