Блефовать, так с музыкой   ::   Яковлева Елена Викторовна

И когда слезы мои высохли, я ненавидела Парамонова всеми фибрами души, так, словно он был не человеком, а земным воплощениемвселенского зла. Заодно я ненавидела и себя, ненавидела за то, что позволила Парамонову обижать себя, за то, что унижалась, сочиняла идиотские письма и вымаливала любовь, как осужденный на казнь — помилование.

А самое ужасное, думала я, это то, что в парамоновской памяти я навсегда останусь бедной, монотонно блеющей овечкой: «Н-не уходи… П-по-жалуйста, н-не уходи… Я так люблю тебя…» Дорого бы я дала, чтобы отмотать пленку времени вспять и переиграть эту сцену заново! С каким торжеством и злорадством я пульнула бы в Парамонова его вещичками, этими его безвкусными безрукавками и стоптанными тапками, а какие слова бы нашла! Я бы вонзала в него свои проклятия, как заточенные отвертки, а потом медленно, с наслаждением их поворачивала, спрашивая с иезуитской улыбочкой:

— А так больно? А так?

Нет, это несправедливо, что судьба не дала мне шанса отыграться!

Или все-таки дала? Иначе как расценивать эту страничку из записной книжки, голубком залетевшую в мой почтовый ящик: «Был у тебя — не застал, заскочу завтра вечером. Парамонов»? И все же мне было как-то не по себе. Не потому, что я боялась проявить слабость, просто он стал для меня почти покойником, а страничка из записной книжки с латинской буквой L казалась весточкой с того света.