Осенняя соната   ::   Бергман Ингмар

А я слушала его и старалась понять. Не скажу, чтобы это давалось легко. Ты знаешь, я могу быть задушевной, когда нужно (с коротким смешком), но о душе никогда не задумывалась. И вот я словно попала в первый класс, а ученица из меня никудышная. Мне все казалось, что Леонардо болтает чепуху, но нравилось, что он тут, рядом со мной, сидит на моей кровати. (Улыбается.) О, он был бесконечно терпелив. Правда, иногда и он срывался и говорил, что я – здоровенная глупая баба и он никак не возьмет в толк, как это мне удается в то же время быть довольно сносным музыкантом. (Пауза.) В конце концов у меня составилось кое-какое представление о себе самой, я поняла: я так и не стала взрослой, мое лицо и тело старятся, я накапливаю впечатления и опыт, но все это внешнее, осязаемое, внутренне я как бы еще не родилась. (Пауза.) Ты знаешь, я совсем не запоминаю лиц, не помню даже, как выглядит мое собственное лицо. Иногда я пытаюсь представить себе лицо матери, и, конечно же, мне помнится: она была крупная, темноволосая, голубоглазая, с большим носом, полными губами и широким лбом, но я не могу связать эти черты вместе, я ее не вижу. Точно так же я не помню твоего лица, лица

Елены или Леонардо. Естественно, я помню, что родила тебя и твою сестру, но не помню сами роды – мне было больно, но самой боли, чувства ее, я не представляю. (Пауза.) Леонардо сказал один раз, не помню уже когда: «Чувство реальности – это дар. Большинство людей лишено его, но это, наверно, даже к лучшему».

Ты это понимаешь?

Ева.