JК
Отпуск за свой счет :: Азерников Валентин Захарович
Страница: 43 из 85Внизу струился Дунай, который, естественно, казался Юре голубым, хотя на самом деле был темно-бурым, дворцы и костелы таяли в розовой дымке, вокруг щелкали фотоаппараты и стрекотали кинокамеры многочисленных туристов, которые выражали свое восхищение Дунаем, казавшимся им тоже голубым, на самых различных языках, в том числе и на венгерском.
Юра прислушался и сказал Ласло:
– Странный у вас язык. Ни одного слова понятного. А? В других все-таки… А тут…
– А вот и я, – раздался сзади женский голос.
Юра обернулся.
На тротуаре стояла улыбающаяся Катя.
Конец первой части
Часть вторая
Будапешт – столица братской Венгрии – страны, известной не только токайскими винами, опереттами Кальмана и автобусами «Икарус», но и отменным гостеприимством. Улицы города заполнены туристами. Где только ни увидишь их – в магазине, где они, не зная языка, тем не менее ухитряются объяснить продавцу все тонкости фигуры своих близких; в музее, где они смотрят не на картины, а в проспекты; в автобусах прильнувшими к окнам и дружно, словно марионетки, поворачивающими голову то вправо, то влево; ну и конечно же, на улицах припавшими к окулярам фото– или киноаппаратов и не замечающими ничего вокруг. Они смотрят на величественный собор, а видят его в рамке девять на двенадцать, и таким он им кажется красивее; они влезают на ограду, ложатся на землю в поисках удачного ракурса, а сохранят себя для потомков застывшими в напряженных позах и с неестественными улыбками, но зато на глянце и навсегда.
Юра прислушался и сказал Ласло:
– Странный у вас язык. Ни одного слова понятного. А? В других все-таки… А тут…
– А вот и я, – раздался сзади женский голос.
Юра обернулся.
На тротуаре стояла улыбающаяся Катя.
Конец первой части
Часть вторая
Будапешт – столица братской Венгрии – страны, известной не только токайскими винами, опереттами Кальмана и автобусами «Икарус», но и отменным гостеприимством. Улицы города заполнены туристами. Где только ни увидишь их – в магазине, где они, не зная языка, тем не менее ухитряются объяснить продавцу все тонкости фигуры своих близких; в музее, где они смотрят не на картины, а в проспекты; в автобусах прильнувшими к окнам и дружно, словно марионетки, поворачивающими голову то вправо, то влево; ну и конечно же, на улицах припавшими к окулярам фото– или киноаппаратов и не замечающими ничего вокруг. Они смотрят на величественный собор, а видят его в рамке девять на двенадцать, и таким он им кажется красивее; они влезают на ограду, ложатся на землю в поисках удачного ракурса, а сохранят себя для потомков застывшими в напряженных позах и с неестественными улыбками, но зато на глянце и навсегда.