Отрыки из бесед   ::   Джин Яна

В часовщики идти мне надо:

мои глаза – как пара луп.

Нет, мне не быть кудрявой Музой

с глазами вязкими медузы,

и никакие в мире узы

лишить меня моих скорлуп

не в состояньи. “Одиноко” –

точнейшее из слов; ни слога

в него не втиснешь – равнобоко

оно и равнооко. С губ

моих теперь слетают фразы

из прочих слов – и в пересказе

они гласят, что Ты мне люб.

Вообрази ещё бессвязный сон:

отрывок женской почему-то речи,

произнесённой на немецком языке,

отрывок лишь, как шпиль, и только он,

готической постройки вдалеке, –

слова, что сон есть потеснившаяся боль.

Что б это значило? Тем паче – на наречьи,

где смысл не вяжется с звучанием: “яволь”,

к примеру, значит “хорошо”, а не “уволь”.

Поскольку я немецкий знаю плохо, роль

в хозяйстве важную играет он моём:

чем меньше нам язык знаком,

тем проще не кривить душой на нём.

А по-немецки что ни слово – то в спину нож; автомобиль,

влетевший – тоже сзади – в твой на скорости 120 миль…

Бессвязный сон. Сухие губы. За ними – брешь и желтизна.

Над ними – дождь арийский. Грубый. И произносит “Да!” она.

Но по-немецки. Затопила это “Да!” вода.