JК
Петербург :: Башлачев Александр
Страница: 1 из 1---------------------------------------------
Башлачев Александр
Петербург
А. Башлачев
Звенели бубенцы, и кони в жарком мыле Тачанку понесли навстречу целине. Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили Два черных фонаря, подвыпитых, в пенсне. Там шла борьба за смерть, они дрались за место И право наблевать за свадебным столом, Спеша стать сразу всем, насилуя невесту, Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой -Классический союз гвоздики и штыка. Заштопаны тугой суровой красной ниткой Все бреши твоего гнилого сюртука. Подрагивал удар московского набата На брачных простынях, что сохнут по углам. Развернутая кровь, как символ страстной даты, Мешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь -- от них мы недалече, Ретивые скопцы, немая тетива. [Колечные] дворцы простерли к небу плечи, Из раны бьет Нева, пустынны рукава. Подставь дождю щеку -- в следах былых пощечин Хранила б нас беда, как мы ее храним. Но память рвется в бой и крутится, как счетчик, Снижаясь над тобой, и превращает в нимб.
Вот так скрутило нас, и крепко завязало Красивый алый бант окровленным бинтом, А свадьба в "воронках" летела на вокзалы, И дрогнули пути, и разошлись крестом. Усатое "Ура!" чужой недоброй воли Вертело бот Петра в штурвальном колесе. Искали ветер Невского, да в Елисейском поле, И привыкали звать Фонтанкой Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой, Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Башлачев Александр
Петербург
А. Башлачев
Звенели бубенцы, и кони в жарком мыле Тачанку понесли навстречу целине. Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили Два черных фонаря, подвыпитых, в пенсне. Там шла борьба за смерть, они дрались за место И право наблевать за свадебным столом, Спеша стать сразу всем, насилуя невесту, Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой -Классический союз гвоздики и штыка. Заштопаны тугой суровой красной ниткой Все бреши твоего гнилого сюртука. Подрагивал удар московского набата На брачных простынях, что сохнут по углам. Развернутая кровь, как символ страстной даты, Мешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь -- от них мы недалече, Ретивые скопцы, немая тетива. [Колечные] дворцы простерли к небу плечи, Из раны бьет Нева, пустынны рукава. Подставь дождю щеку -- в следах былых пощечин Хранила б нас беда, как мы ее храним. Но память рвется в бой и крутится, как счетчик, Снижаясь над тобой, и превращает в нимб.
Вот так скрутило нас, и крепко завязало Красивый алый бант окровленным бинтом, А свадьба в "воронках" летела на вокзалы, И дрогнули пути, и разошлись крестом. Усатое "Ура!" чужой недоброй воли Вертело бот Петра в штурвальном колесе. Искали ветер Невского, да в Елисейском поле, И привыкали звать Фонтанкой Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой, Но купол лба трещит от гробовой тоски.