Романсеро   ::   Гейне Генрих

"О юдоль печали!" -- молвил

Пилигрим, чья борода

Белым серебром струилась,

А у корня каждый волос

Черен был, как будто сверху

Борода омоложалась, -

Странный был он пилигрим;

Вековая скорбь глядела

Из печальных глаз, и горько

Он вздыхал: "Иерусалим!

Ты, людьми обильный город,

Стал пустынею, где грифы,

Где гиены и шакалы

В гнили мерзостно пируют,

Где гнездятся змеи, совы

Средь покинутых развалин,

Где лиса глядит спесиво

Из разбитого окошка

Да порой, в тряпье одетый,

Бродит нищий раб пустыни

И пасет в траве высокой

Худосочного верблюда.

На Сионе многославном,

Где твердыня золотая

Гордым блеском говорила

О величье властелина,-

Там, поросшие бурьяном,

Тлеют грудами обломки

И глядят на нас так скорбно,

Так тоскливо, будто плачут.

Ах, они и вправду плачут,

Раз в году рыдают камни -

В месяц аба, в день девятый;

И, рыдая сам, глядел я,

Как из грубых диких глыб

Слезы тяжкие катились,

Слышал, как колонны храма

В прахе горестно стонали".

Слушал речи пилигрима

Юным сердцем Иегуда

И проникся жаждой страстной

Путь свершить в Иерусалим.

Страсть поэта! Роковая

Власть мечтаний и предчувствий,

Чью святую мощь изведал

В замке Блэ видам прекрасный,

Жоффруа Рюдель, услышав,

Как пришедшие с востока

Рыцари при звоне кубков

Громогласно восклицали:

"Цвет невинности и чести,

Перл и украшенье женщин -

Дева-роза Мелисанда,

Маркграфиня Триполи!" -

Размечтался трубадур наш,

И запел о юной даме,

И почувствовал, что сердцу

Стало тесно в замке Блэ,-

И тоска им овладела.