Счастье моё   ::   Червинский Александр

Втыкают, Сенечка!

СЕМЕН. Патроны взрывают?

ВИКТОРИЯ. Ой взрывают!

СЕМЕН (медлит) . Ясненько. Как же вы тут одна ночуете?

ВИКТОРИЯ. Как принцесса в заколдованном замке. Представьте, я умею читать мысли.

СЕМЕН. О чем же я думаю?

ВИКТОРИЯ. Сначала вы подумали, что было бы неплохо, если бы я вас пригласила. Потому что вы замерзли как цуцик в своем бушлатишке. А потом вы забоялись! Забоялись!

СЕМЕН. Ничего я не забоялся.

ВИКТОРИЯ. Тогда я вас приглашаю на чашечку чайку.

СЕМЕН. В школу?

ВИКТОРИЯ. Посмотрите, как я живу.

СЕМЕН. Нет. Спасибо. Я пошел.

ВИКТОРИЯ. Что ж, прощайте?

СЕМЕН. Пока.

Дверь перед ним захлопнулась.

Семен вышел из-под крыльца. Над крыльцом были бетонные барельефы Пушкина, Толстого, Ломоносова и Тимирязева. У Толстого глаз был выбит осколком. Весь фасад был в таких щербинах. Окна во всех четырех этажах были черны. Ветер громыхал оторванным железом крыши.

Узкое окошко осветилось.



Сцена третья



Виктория включила свет у себя в подсобке ботанического кабинета. Каморка Виктории едва вмещала раскладушку и тумбочку, крашенную больничными белилами. На тумбочке стояла в крымской рамочке с ракушками фотография Лидии Ивановны – полное строгое лицо женщины в черном платье.

В этой сцене и в дальнейшем мы не видим саму Лидию Ивановну, но слышим её голос – задушевный, оптимистический, как голос диктора радио.

ВИКТОРИЯ (обращаясь к фотографии) .