Северная надбавка   ::   Евтушенко Евгений Александрович

Зубровку -

неизвестное лицо

внесло,

уже в подпитии отчасти,

прибавив к ней вареное яйцо,

и притащила няня -

тетя Настя -

больничных нянь любимое винцо -

кагор,

напоминающий причастье.

Был самогон,

взлелеянный в селе,

с чуть лиловатым

свекольным отливом...

Лишь пива не случилось на столе.

В Клину в то время

плохо было с пивом.

И даже не мешало ребятне,

и так сияла Щепочкина Валя,

как будто в эту комнатку ее

все населенье Родины созвали.

Но отгонявший тосты, словно мух,

напоминая, что она -- Чернова,

шампанское прихлебывая,

муж украдкою листал учебник снова.

Глаз Валин, словно в детстве, чуть косил,

но больше на него,

им озабочен.

"Ты счастлива!" -

Петр Щепочкин спросил.

"Ой, Петенька, -- вздохнула,-

очень...

Чего,

а счастья нам не брать взаймы.

Да только комнатушка тесновата.

Три года,

как на очереди мы.

А в кооператив -

не та зарплата..."

Петр Щепочкин как шваркнулся об лед:

"Ты сколько получаешь!"

"Сто пятнадцать.

Там Юрина стипендия пойдет,

и малость легче будет нам подняться..."

Петр Щепочкин

плеснул себе кагор,

запил вишневкой,

а потом зубровкой,

и старику сказал он с расстановкой:

"Воров боишься!

Я, старик, не вор..."

Он думал -

что такое героизм!

Чего геройство показное стоит,

когда оно вздымает гири ввысь,

наполненные только пустотою!

А настоящий героизм -

он есть.

Ему неважно -

признан ли,

не признан.