Три действия по четырем картинам   ::   Дурненков Вячеслав Евгеньевич

У меня коллекция была, неповерите – две тысячи открыток! У самого Крутицкого и то, от силы полторы тысячи набралось бы, а уж у него-то возможностей поболее моего было. Шутка ли – товарищ министра!

НИКОЛАЙ. И что он, правда, увлекался порнографией?

ШУСТОВ. А нешто он не человек? Или устроен по другому? Так же все чешется. Да и потом время-то, какое было – ждали, что вот-вот война начнется. В такие моменты с человека вся шелуха в один миг слетает. Вы не обижайтесь, но по всему видать, что в жизни вы еще неопытны и многое вам видится неясным, не до конца сфокусированным. Я уже говорил, что преподаю, поэтому хорошо знаю, как выглядит молодость. Ее главная примета это уверенность, в том, что жизнь проста и понятна. Поэтому на их лицах такая усталость, такая скука. Глядя на них, я понимаю: насколько полноценно прожил свою молодость.

НИКОЛАЙ. Интересно, какое прозвище вам студенты дали?

ШУСТОВ. Прозвище? «Карандаш». У меня привычка есть: я карандашом люблю в ушах ковыряться. Вот эти стервецы и приклеили. А вас как в детстве дразнили?

НИКОЛАЙ. У меня не было прозвища.

ШУСТОВ. Удивительно. Вы хотите сказать, что у вас было счастливое детство, вас все любили и берегли? Но ваши сверстники, как они вас дразнили? Ну, ведь быть не может, чтоб никак!

НИКОЛАЙ. Ничем не могу помочь.

ШУСТОВ. А я знаю. Знаю. (Левой рукой слегка полу обнимает Николая.) Коля, Коля, Николай, сиди, дома не гуляй. Чисти картошку. Ешь понемножку. К тебе девочки придут. Поцелуют и уйдут.