Убийство в соборе   ::   Элиот Томас Стернз

Я почуял

Рожки жука-навозника, чешую гадюки, быструю,

твердую и бесчувственную кожу слона, скользкие

рыбьи бока. Я почуял

Гниль на тарелке, и ладан в клоаке, клоаку

в кадильнице, запах медового мыла на тропах

лесных, адский запах медового мыла на

тропах лесных, в шевеленье земли.

Я увидел

Светлые кр_у_ги, летящие долу, к смятенью

Горилл нисходя. Мне ль не знать, мне ль не знать,

Чт_о_ наступить собиралось? Ведь было повсюду:

на кухне, в передней,

В клетях, в амбарах, в яслях и в торговых рядах,

В наших сердцах, животах, черепах в той же мере,

Как в злоумышленьях могучих,

Как в хитросплетениях властных.

Все ведь, что выпряли Парки,

И все, что сшустрили князья.

В наших мозгах, в наших венах напрядено,

Исшустрено колеей шелкопряда,

Вгрызлось в печенки всем женщинам Кентербери.

Вот они, вестники смерти; теперь слишком поздно

Сопротивляться - я каяться рано еще.

Ничто не возможно, кроме постыдного обморока

Согласившихся на последнее унижение.

Я согласился, растоптанный, изнасилованный,

Вовлеченный в духовную плоть природы,

Укрощенный животною силой духа,

Обуянный жаждой самоуничтожения,

Окончательной и бесповоротной смертью духа,

Окончательным оргазмом опустошения и позора.

Архиепископ, владыка наш Томас, прости нас,

прости нас, молись за нас, чтобы мы могли

тебя помолиться из глуби стыда.

Входит Томас.