Улялаевщина   ::   Сельвинский Илья

Но Тата не заметила, занятая пудрой,

В своем, теперь единственном, золотом жерсе.

Встретились в зеркале. Экая красавица.

Его все улыбало, но супясь через силу,

Оттого, что и она краснела и косила,

Понял, что и он ей нравится.

И она. Она тоже. Поняла. Эго самое,

То, о чем поется в романсе De morte"

И еще в народных песнях, напр. "Ты коса ль моя".

И ударил, лопнув, четвертый.

Гай вбежал, широко дыша,

С энергичной пастью, от бега запарясь.

Из техноложьей куртки волохатая душа

Распирала верблюжку, как парус.

"Тата. Ффу-ты. Ох. Ну вот.

Они еще думают, что я их пленник.

Накинь манто, бежим на завод.

Там переждем отступленье".

Но ведь голос у Гая был суховат,

Не такой, как у Звержа - в прокатистых дрожьях.

Но ведь волосы тоже - степная трава,

Не так, как у Звержа-ежик.

И когда в автомобиле Улялаев и Зверж

Ее укутывали от ресниц до пяток,

Над самым базаром, выструивая взверть,

Павлиний хвост расфуфырил пятый.

Бежецк.

Х- 1924.

ГЛАВА VIII

Несмотря на эпидемию и пестроту наций,

Юго-восточная группа

В составе 1-й, 6-й и 13-той

С успехом гремела Тулой и Крупном,

Пока, наконец, в ночь на август

В 20-м часу под "ура"

Пал прокопченный в газах Буранск,

Открывая ворота на Ханскую Ставку.