Витязь в барсовой шкуре   ::   Руставели Шота

И всему он изобилью быть велит усладой — ей,

Той, кого зовет любовью, перед кем блеснет он новью,

Кто, его владея кровью, петь ему велит звучней.

Только ей — его горенья. Пусть же слышит той хваленья,

В ком нашел я прославленье, в ком удел блестящий мой.

Хоть жестока, как пантера, в ней вся жизнь моя и вера,

Это имя в ток размера я поздней внесу с хвалой.

О любви пою верховной — неземной и безгреховной.

Стих об этом полнословный трудно спеть, бегут слова.

Та Любовь от доли тесной душу мчит в простор небесный.

Свет сверкает в ней безвестный, здесь лишь видимый едва.

Говорить об этом трудно. Даже мудрым многочудна

Та Любовь. И здесь не скудно, — многощедро, — пой и пой.

Все сказать о ней нет власти. Лишь скажу: земные страсти

Подражают ей отчасти, зажигая отблеск свой.

По-арабски кто влюбленный, тот безумный. Точно сонный,

Видит он невоплощенной уводящую мечту.

Тем желанна близость бога. Но пространна та дорога.

Эти прямо, от порога, досягают красоту.

Я дивлюсь, зачем, бесправно, то, что тайна, делать явно.

Мысль людская своенравна. Для чего любовь — стыдить?

Всякий срок здесь — слишком рано. День придет, не тронь тумана.

О, любовь — сплошная рана. Рану — нужно ль бередить?

Если тот, кто любит, плачет, это только то и значит,

Что в себе он жало прячет. Любишь, — знай же тишину.