Волки и овцы   ::   Островский Александр Николаевич

Как можно, благодетельница… грех этакий! возьму ли я на свою душу?..

Мурзавецкая . А не колдовство, так не много лучше, — это подлог; за это Сибирь. (Отдает письмо Чугунову.)

Чугунов . Что это вы какие слова говорите! Зачем, благодетельница, такие слова говорить! Ну, что за подлог? Умное дело — вот как это называется. Такая воля была господина Купавина; а не все ли равно, что на словах, что на письме он ее выразил. А если без письма-то Евлампия Николаевна не поверит да денег не даст, так не больше ли тогда греха-то будет? И воля покойного не будет исполнена, и бедным на помин его доброй души ничего не достанется.

Мурзавецкая . А если я тебя обманула, если он не обещал мне?

Чугунов (хочет разорвать письмо) . Так ведь вот… долго ли?

Мурзавецкая . Что ты, что ты! Постой! Подай сюда. (Берет письмо.)

Чугунов . Жаль, что мало, Меропа Давыдовна, — вот что надо сказать.

Мурзавецкая . Чего мало?

Чугунов . Да денег-то. Уж заодно бы…

Мурзавецкая . Да что ты, пропащий! Ведь только обещано.

Чугунов . То-то я и говорю; жаль, что мало обещано, а уж писать-то бы все одно.

Мурзавецкая . Разбойник ты начисто, Вукол, как погляжу я на тебя. Вот я бедным помогаю, так для них можно и душой покривить, грех небольшой; а ты, поди, и для своей корысти от такого баловства непрочь. (Прячет письмо в карман и грозит Чугунову.) Эй, Вукол, совесть-то, совесть-то не забывай, пуще всего! Ведь это дело уголовное.

Чугунов . Уголовное, благодетельница, уголовное.

Мурзавецкая .