Змеиное яйцо   ::   Бергман Ингмар

Те, кто умеет произносить слова и выражать словами чувства, присвоили себе всю власть над окружающим.

Абель. Ты сама все это выдумала?

Мануэла. Нет.

Абель. Значит, это Ханс Вергерус?

Мануэла. Пожалуй, да. Он еще сказал: «Если те, кто изобретает названия для чувств, сочувствуют людям, тогда все хорошо. Если же они их ненавидят…» (Она умолкает, проводит по лбу тыльной стороной руки и облизывает губы.)

Абель. Лучше не знать.

Мануэла. Этот старый халат, в котором ты спишь. Ведь он папин. Чертовски трогательно, а?

Абель не слышит. Он наконец заснул, привалившись к спинке дивана, с пустой бутылкой в руке. Стакан уронил на пол. Рот его полуоткрыт, бледное лицо, расслабившись, уподобилось детскому. Несколько секунд Мануэла смотрит на него, затем осторожно отбирает у него бутылку, ставит на пол, вылезает из постели, выключает свет. Комната погружается в почти непроницаемый мрак. Постепенно в темноте становится различим четырехугольник окна с потеками дождя. Проступает и стена, пересекающая двор. Мотор наконец заглох.

Потом слышится крик, неясный и отдаленный. Потом еще один. Так кричат в смертных муках. Абель сразу же открывает глаза и вслушивается. Но опять все тихо. Только дождь идет.



22

Пожилой человек с изящными манерами, с тщательно ухоженными седыми волосами и по-детски голубыми глазами за стеклами очков в золотой оправе приветствует Абеля в архиве – большом подвальном помещении комплекса клиники святой Анны.