JК
Ай-ай и я :: Даррелл Джеральд
Страница: 24 из 244А вот и сами куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Очарованные зрелищем, запахами и звуками базара зума, мы шагали к себе в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Очарованные зрелищем, запахами и звуками базара зума, мы шагали к себе в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.