JК
Браво, или В Венеции :: Купер Джеймс Фенимор
Страница: 485 из 515 — Нет! Нет! Нет!
— Но теперь, когда истина тебе открыта, ты перестала быть жертвой своей неразумной прихоти?
Джельсомина растерянно посмотрела на монаха, и вновь страдание отразилось на ее лице. Она опустила голову скорее от боли, чем от стыда, и ничего не ответила.
— Я не вижу смысла в этом свидании, дети мои, — продолжал священник. — Меня послали сюда выслушать исповедь браво, и, разумеется, девушка, у которой есть так много причин осуждать человека, столь долго ее обманывавшего, не захочет слышать подробности о его жизни.
— Нет, нет, — снова прошептала Джельсомина, исступленно замахав руками.
— Будет лучше, падре, если она поверит самым ужасным слухам обо мне, — с горечью сказал Якопо, — тогда она научится ненавидеть даже память обо мне.
Джельсомина не ответила, лишь снова повторив свой неистовый жест.
— Сердце бедной девушки тяжко ранено, — сочувственно произнес монах. — С таким нежным цветком нельзя обращаться грубо. Прислушайся к голосу рассудка, дочь моя, и не поддавайся слабости.
— Не спрашивайте ее ни о чем, падре, пусть она проклянет меня и уйдет отсюда!
— Карло! — воскликнула Джельсомина. Воцарилось долгое молчание. Монах размышлял о том, что человеческое чувство сильнее его доводов и что сердце Джельсомины исцелит только время. В душе заключенного шла такая жестокая борьба, какой ему, вероятно, еще ни разу не доводилось испытать, но земные желания, все еще владевшие им, наконец победили.
— Падре, — спокойно и с достоинством сказал он, шагнув вперед, насколько позволяла цепь, — я надеялся..
— Но теперь, когда истина тебе открыта, ты перестала быть жертвой своей неразумной прихоти?
Джельсомина растерянно посмотрела на монаха, и вновь страдание отразилось на ее лице. Она опустила голову скорее от боли, чем от стыда, и ничего не ответила.
— Я не вижу смысла в этом свидании, дети мои, — продолжал священник. — Меня послали сюда выслушать исповедь браво, и, разумеется, девушка, у которой есть так много причин осуждать человека, столь долго ее обманывавшего, не захочет слышать подробности о его жизни.
— Нет, нет, — снова прошептала Джельсомина, исступленно замахав руками.
— Будет лучше, падре, если она поверит самым ужасным слухам обо мне, — с горечью сказал Якопо, — тогда она научится ненавидеть даже память обо мне.
Джельсомина не ответила, лишь снова повторив свой неистовый жест.
— Сердце бедной девушки тяжко ранено, — сочувственно произнес монах. — С таким нежным цветком нельзя обращаться грубо. Прислушайся к голосу рассудка, дочь моя, и не поддавайся слабости.
— Не спрашивайте ее ни о чем, падре, пусть она проклянет меня и уйдет отсюда!
— Карло! — воскликнула Джельсомина. Воцарилось долгое молчание. Монах размышлял о том, что человеческое чувство сильнее его доводов и что сердце Джельсомины исцелит только время. В душе заключенного шла такая жестокая борьба, какой ему, вероятно, еще ни разу не доводилось испытать, но земные желания, все еще владевшие им, наконец победили.
— Падре, — спокойно и с достоинством сказал он, шагнув вперед, насколько позволяла цепь, — я надеялся..