Драма в Лифляндии   ::   Верн Жюль

— Итак, — со все возрастающим сарказмом продолжал учитель, — если эта кредитка из пачки банковского артельщика, если она выкрадена после убийства Поха из его сумки, то нет сомнения, что вор — это постоялец, занимавший комнату. А так как комнату занимал я, то я и есть убийца…

— Можно ли еще сомневаться?.. — спросил г-н Керсдорф, не спуская с Николева глаз.

— Ни в коем случае, господин следователь. Все складывается одно к одному!.. Вывод безукоризненный… И все же разрешите мне вашим доводам противопоставить свои?

— Прошу вас, господин Николев.

— Итак, в четыре часа утра я покинул трактир «Сломанный крест»… Было ли к этому времени совершено убийство или нет?.. Если это моих рук дело, то, конечно, да, если убийца не я, то нет… Впрочем, не в этом суть. Так вот! Можете ли вы утверждать, господин следователь, что убийца не принял, уже после моего ухода, все меры к тому, чтобы подозрение пало на путешественника, то есть на меня?.. Разве не мог он войти в комнату, поставить кочергу, подбросить в очаг запачканный кровью полусожженный кредитный билет, сделать снаружи царапины на подоконнике, чтобы создать видимость, что не кто иной, как я, влез в окно и зарезал банковского артельщика в его постели?..

— Ваше заявление, господин Николев, является прямым обвинением против трактирщика Крофа…

— Против Крофа или любого другого!.. Впрочем, не мое дело искать преступника… Я вынужден защищаться — и я защищаюсь!..

Господин Керсдорф невольно был поражен словами Дмитрия Николева.