Двуликий Янус   ::   Наумов Яков Наумович

В детстве), чего глаза таращишь? Не узнала?»

Тут тетя вышла на шум. Увидала Бориса, всплеснула руками и кинулась ему на шею. Обнимает его, целует, а сама все на Гитаева посматривает, глазки ему строит.

Вошли они в квартиру. Развязали свой мешок («сидор», как они его называли), а там чего только нет: и хлеб, и сахар, и соль, и консервы всякие. И водка. Богатство! Профессор, правда, получал спецпаек, но у Евы Евгеньевны и у нее, Наты, карточки иждивенческие, на них не разгуляешься. А тут такая роскошь. Даже удивительно! За годы войны отвыкли от такого…

Уселись за стол, не ожидая профессора. Если сказать правду, так Ева Евгеньевна вообще мало с ним считалась. Виду, правда, не подавала — особенно при других, — всегда: «Петенька, друг мой!» А сама… Нет, не любила она профессора, не уважала. Скверный человек Ева Евгеньевна. Да, да, Ната и не скрывает: тетку она не любит. Терпеть не может. Это законченная эгоистка, двуличная, лживая, подлая женщина. Именно — подлая. Всю жизнь она дяде исковеркала. Что? Ната еще молода судить о старших, о родной тетке? Ничего не молода, и никакая ей Ева Евгеньевна не родная. Дядя — это да, родной, а Ева Евгеньевна — нет. И что она дяде жизнь испортила, это факт. Вот и сейчас…

— Что «сейчас»? — спросил Скворецкий.

— Минуту терпения, — возразила Ната, — все по порядку.

Итак, Петр Андреевич появился, когда пир уже был в полном разгаре.