Галлоуэй, мой брат   ::   Ламур Луис

Сомнительно, чтоб от этого было много толку, так, чуток им нервы попортит… но эта штука с койотом навела меня на хорошую мысль. Для апача совиное уханье — это знамение смерти, а я с детства так наловчился кричать по-совиному, что мне настоящие совы отвечали. В таких глубоких каньонах звуки далеко разносятся… в общем, решил я попробовать.

Они меня теперь уже не видели, но я-то их видел прекрасно; когда разнесся первый совиный крик, они приостановили лошадей, но потом поехали дальше — а тут добрались до дохлого койота и остановились снова. А я взял и спихнул вниз пару валунов, и они покатились по склону. Вряд ли я в кого из них попал, но, думаю, малость обеспокоил и заставил оглядываться по сторонам.

И тут я вдруг набрел на котловину, будто нарочно вырытую в склоне горы. Котловина эта поросла травой, как хороший луг, но в дальнем конце, где она переходила в узкую расщелину, ведущую к гребню, начинался частый осинник. Вот тогда я понял, что нашел то, что искал.

Дальше я идти не собирался.

Заполз я в этот осинник, в самую гущу, где деревья росли чуть не вплотную, замел свой след, как сумел, и залег. Подошвы у меня огнем горели, ноги ныли все время, пока я на гору лез. А мускулы от колен и ниже болели как сто чертей, — все оттого, что я старался ступни сберечь. В общем, растянулся я в зарослях и ждал, что дальше будет.

Они, конечно, могут меня здесь найти, дело такое, но порыскать им придется.

Пальцы стискивали дубинку, а я все ждал и слушал, ловя малейший шум.