Страница:
12 из 396
Я говорю,Юрчик — русский мужик, так что пускай тухнет в русской тюряге, в какой-нибудь Владимирской губернии. У меня ж на родине такие связи, что его, только моргни, отпустят, не поморщатся.
А они — нет. Будет сидеть у нас. Меня к нему даже не пустили. Показали видеозапись, ну, чтоб убедился я с его адвокатом, что он в порядке. Юрчик — умора. Комбинезон на нем оранжевый, рожа зеленая. Приперся в Лондон на встречу к зазнобе, а тут его так встретили. И ведь хрен бы с ней, с отсидкой этой. Все равно добьюсь, что его в нашу тюрягу переправят, а по-вашему, экстрадируют, значит. Жуть, как подумаю, что Юрчику светит, когда он домой вернется. Дело-то вскрылось, по всем каналам показали. Наши там с НТВ околачивались. А жена у Юрчика — бой-баба. Она ему устроит изоляцию почище всякой тюряги.
Александр мало что понял из этого душещипательного монолога, в конце которого Серж даже всхлипнул и шумно высморкался в салфетку, висящую на спинке кресла и предназначенную для головы пассажира. Однако Доудсен предпочел придать своему лицу сочувствующее выражение.
— Слушай, друг, давай за Юрчика выпьем, — неожиданно взревел Серж, подзывая к себе стюардессу. — Ему, бедняге, очень тяжело без водяры. Он ведь ни дня без нее не хил, пока на свободе обретался.
Александр призвал к себе все мужество, но оно было сломлено напором русского. В такой ситуации любой Доудсен не стал бы испытывать судьбу. И, подчинившись диктату предков, юный Доудсен смирился.
* * *
Маша Иванова
|< Пред. 10 11 12 13 14 След. >|