Голубое и черное   ::   Панов Николай

Агеев ухватился за круглый, шершавый, скользкий металл якорь-цепи, поджидая сержанта. Борт пошел вверх, звено вырвалось из пальцев.

— Не задерживайся… Пока силы остались, к талям плыви. Я тебя подсажу, — прошептал боцман. Белое, как маска, лицо Кувардина маячило в темноте.

Сквозь тьму, над бьющимися в борт «Красотки» волками, был виден качающийся конец троса — лопарь.

Давай, Матвей. Близко до лопаря, — опять подал голос Агеев.

Один иди, — донесся из воды странный шепот, не похожий на привычный, уверенный голос сержанта.

Как так один? — не понял боцман.

— Прощай, друг. Мне ноги… судорога свела. Кончился я.

Не дури, Матвей! Руку давай! — Агеев изо всех сил (всматривался в затянутые чернотой волны.

Выполняй приказ! — в еле донесшемся шепоте прозвучали прежние повелительные нотки.

Боцман замер, рукой сжал ледяной контрафорс. Больно колотилось сердце. Судорога — это смерть. Не сможет Матвей Григорьевич ни выплыть обратно на бот, ни взобраться по тросу.

— Матвей! — прошептал отчаянно, приникнув лицом к воде, и не получил ответа. Кувардин исчез. Где искать, в какую сторону плыть?

— Матвей! Товарищ сержант! — позвал снова. Уже не ощущал стиснувших якорь-цепь пальцев. Отпустил якорь-цепь, нырнул в душную бездну, нащупывая друга руками, и не мог найти. Вынырнул, когда не стало больше сил задерживать дыхание.

И вдруг осознал: «У меня боевое задание, нужно выполнять приказ командира».

Почувствовал горячие слезы на онемевших щеках.