Гуарани   ::   Аленкар Жозе де

В одном только его настойчивость ни к чему не приводила: ему не удавалось заставить дону Лауриану победить свою неприязнь к племяннице; впрочем, может быть, именно потому, что в отношении Изабелл совесть старого фидалго была нечиста, он предоставил жене поступать, как она хочет, и умел считаться с ее чувствами.

— Вы были так строги в разговоре с доном Диего! — сказала дона Лауриана, спускаясь по лестнице и идя навстречу мужу.

— Я сообщил ему мое решение и наказал его так, как он того заслужил, — ответил фидалго.

— Вы всегда чересчур суровы к вашему сыну, сеньор Антонио!

— А вы чересчур добры к нему, дона Лауриана; но я не хочу, чтобы ваша любовь его погубила, и поэтому счел себя обязанным лишить вас его общества.

— Господи Иисусе! Что вы такое говорите, сеньор Антонио?

— Дон Диего уедет на этих днях в город Сальвадор, где он будет жить так, как подобает фидалго, служа нашей вере и не растрачивая силы на сумасбродства.

— Вы этого не сделаете, сеньор Марис, — воскликнула его жена, — изгнать сына из родного дома!

— А кто вам сказал, что я его изгоняю, сеньора? Уж не хотите ли вы, чтобы дон Диего прожил всю жизнь, привязанный к вашей юбке и к этой скале?

— Но послушайте, сеньор, я ведь мать, и я не могу жить в разлуке с сыном, все время тревожиться, как бы с ним чего-нибудь не случилось.

— И тем не менее так оно будет, потому что я так решил.

— Вы жестоки, сеньор.

— Но, по крайней мере, справедлив.

Как раз в эту минуту послышался топот лошадей, и Изабелл увидела всадников, приближавшихся к дому.

— О! — воскликнул дон Антонио де Марис.