Гусек   ::   Пришвин Михаил Михайлович

Но не потерял старик надежды, и зимой на гулянках, когда соберутся к нему соседи, заведет такую историю про белого перепела, что пчелы в подполье гудят, соловей-певун запевает, скворец говорит и, не моргая, слушает на шесте плотный ряд турманов и космачей. Слушают и думают: «Красно говорит, а самовара не выдумает. Нет того, чтобы гостей чайком попоить».

Выхожу я вечером к Горелому пню. Смеркается. Едет мужик в ночное, будто черный парус плывет по зеленому морю. Заяц зачем-то плетется на попов огород. Лягушки-квакушки стихли, зато лягушки-турлушки завели трель на всю ночь. Кукушки охрипли и смолкли. Черный дрозд пропел. А перепела все не кричат.

– Рано?

– Погоди, – шепчет Гусек. – Слышишь: соловьи еще зорю играют, а дай стихнуть.

– Закричат?

– Во-на!

Гусек шепчет свое «во-на» совсем на перепелиное любовное токование «ма-ва».

Стихают один за другим соловьи.

– Чмок-чмок! – И конец.

И кажется – звенит тугая струна.

– Жук?

– Жук прожундел. К чему-й-то много жундит жуков! – шепчет Гусек.

– К чему?

– Да бог его знает, к чему. Молчи!

Гусек нюхает табак. Сегодня табак у него сухой, – завтра будет погода отличная. А будь он сырой, Гусек не сказал бы «молчи», а – «молчите». «Ты» – знак нашего охотничьего союза.

Молчу. Но лягушки-квакушки отчего-то вдруг проснулись, взгомонились и заглушили лягушек-турлушек.

– Куа-куа! – передразнивает недовольный старик. Квакушки замолчали. Заголосили девки в деревне.