И придет большой дождь   ::   Коршунов Евгений

4



Все события того утра особенно четко вспомнились Петру два дня спустя в пыльном салоне самолета, на котором журналисты возвращались из Каруны в Луис.

Старенький «дуглас» кружил над Луисом уже почти двадцать минут. И каждая из этих минут пассажирам — двадцати трем журналистам, представляющим в Луисе иностранные газеты и информационные агентства — казалась вечностью. Петр был почти уверен в этом.

Вот через проход между креслами сидит англичанин из «Обсервера» — полный крепыш в пестрой рубахе. Он то и дело прикладывается к солидной армейской фляге, обтянутой защитного цвета грубой материей, и глаза его блестят все больше и больше. Рядом с ним — немец из «Ди вельт». Он обхватил тяжелыми ладонями потный красный лоб. Губы беззвучно шевелятся — он молится.

Дальше, в другом ряду, наискосок от Петра, — усатый француз из «Фигаро», похожий на Мопассана. Взгляд его неподвижен. Петр видит, как побелела рука, впившаяся в ручку кресла. На волосатом пальце светится широкое золотое кольцо.

Петр краешком глаза взглянул на Войтовича, сидящего рядом с ним у мутного иллюминатора. Анджей сидел, повернувшись к стеклу, и внимательно смотрел вниз. На виске у него стекленели крупные горошины пота.

«Как, интересно, выгляжу я?» — подумал Петр. Он словно не чувствовал своего тела — оно было чужим и удивительно легким. Зато горели щеки. Их жгло, и голова гудела, болело в затылке.