Коррида   ::   Зевако Мишель

А если вдруг и происходило некое событие, когда он не мог не заметить, что люди испытывают восхищение или же ужас именно перед ним, Пардальяном, а не перед кем-то другим, то он никак не мог «уразуметь», что тому причиной, и искренне приходил в недоумение. Казалось, он каждый раз спрашивал: «Да что же такого необычного я совершил?»

Необычное же заключалось прежде всего в том, что шевалье находил свои поступки абсолютно естественными и совершенно нормальными.

Впрочем, из того, что Пардальян думал, будто ему не угрожает непосредственная опасность, вовсе не следует, что он считал себя в полной безопасности посреди множества сеньоров, чью глухую враждебность он все время ощущал. Напротив, с той ворчливой откровенностью, которая была ему свойственна, когда он полагал необходимым хорошенько себя отчитать, он говорил себе: «И чего ради я залез в этот муравейник? Черт меня подери, если в той неразберихе, которую я предвижу, господин Эспиноза или госпожа Фауста не найдут подходящего случая отправить меня на тот свет – ведь они прямо-таки сгорают от желания увидеть мой труп. Ну что ж, клянусь честью, так мне и надо – в конце концов, я уже в том возрасте, когда можно было бы вести себя более благоразумно. Не доживу я до старости, ох, не доживу… А ведь, бывало, сколько раз мой бедный батюшка повторял мне: рассудок повелевает человеку не вмешиваться в то, что не касается его напрямую. И что это у меня за вечная мания красоваться перед публикой – из-за нее я постоянно влипаю в разные малоприятные истории.