Коррида   ::   Зевако Мишель

Наименьшее зло, какое могло с ним приключиться, – это на несколько месяцев отправиться в «святой дом», то бишь в тюрьмы инквизиции, всегда переполненные. Вот почему народ стал инстинктивно придерживаться тактики, которая показалась ему самой простой и наилучшей: он ждал, пока придворные, обычно хорошо осведомленные, укажут ему, какие чувства следует выказывать, не опасаясь задеть обидчивость короля. И в зависимости от того, аплодировали придворные или же оставались недвижны, в зависимости от того, одобряли они или порицали, народ вторил им – разумеется, крайне шумно.

Придворные знали, что Тореро обречен. И когда его одинокий элегантный силуэт четким контуром возник посреди арены, его не встретили подбадривающие слова, ему не стали желать удачного боя, как то обычно происходило при появлении других участников корриды; внезапно наступила мертвая тишина.

Народ же находился в полном неведении касательно того, был Тореро обречен или нет. Те, кто знал это, были людьми принцессы Фаусты или герцога Кастраны, а уж они-то намеревались весьма решительно поддержать его. Но Тореро был кумиром и для тех, кто все знал, и для тех, кто не знал ничего. Именно его вот уже столько часов ждали со всевозрастающим нетерпением, не обращая внимания на палящие лучи солнца и обуревавшую всех страшную жажду.

Поначалу ледяное молчание, воцарившееся в рядах знати, привело многочисленных простолюдинов в недоумение. Затем любовь к Тореро взяла верх и к ней добавилось негодование тем, что его так плохо встретили.