Коррида   ::   Зевако Мишель

Однако я, хоть я всего-навсего женщина, не оставила бы смерть моей матери без отмщения.

– Моей матери? – повторил Тореро растерянно. Принцесса безжалостно продолжала:

– Да, вашей матери! Она умерла, убитая тем, кто убьет и вас, раз вы пугаетесь одной мысли о том, что вы должны нанести ему удар.

– Моя мать! – повторил опять Тореро, в ярости сжимая кулаки. – Но убить его, его, моего отца?!. Это невозможно! Пусть уж лучше он сам убьет меня.

Фауста поняла, что продолжать разговор означало бы погубить то, что она уже вложила в его душу. С изумительной ловкостью она переменила тактику и, чуть пожав плечами, возразила с некоторым нетерпением:

– Но кто же вам говорит об убийстве?

С того самого мгновения, как Тореро решил, что ему предлагают отцеубийство, он, потрясенный, позабыв о всяком этикете, ходил взад и вперед нервными, неровными шагами по огромному залу, обставленному ценной мебелью и украшенному редкими безделушками. Это покушение на саму природу казалось ему столь чудовищным, что он не мог усидеть на месте. Теперь же он внезапно остановился и, глядя Фаусте прямо в лицо, резко бросил:

– Однако вы сказали…

– Я сказала: нужно нанести удар. Я не сказала, да и не хотела сказать: нужно убить.

Тореро издал вздох облегчения, донельзя красноречивый. Искаженные черты его лица прояснились, и, желая скрыть свое смятение, он извинился:

– Простите мне мое непонимание, сударыня.

– Я сама виновата во всем, – участливо сказала Фауста.