Корсары Ивана Грозного   ::   Бадигин Константин Сергеевич

Почему он великий господин, а мывсе рабы у него? И ты, Гедиминович, раб, и ты, князь, и ты, боярин… И не вольны мы ни в жизни своей, ни в животе своем. Все, что у нас есть, хотя бы от дедов и прадедов шло, не наше, а царское… — Боярин Федоров вытер вспотевшее лицо. Он говорил от сердца и волновался. Синий шрам от татарской сабли на правой щеке боярина побагровел.

Гости, уставившись на Федорова, согласно кивали бородами.

— Раньше хоть жены нашими были. Когда-то царь Иван Васильевич боялся посягнуть на святое таинство брака. А сейчас? Многие, ложась спать, не знают, не увезут ли ночью жену на царскую потеху опричники. Я знаю порядки во многих христианских странах, и нигде нет подобных нашим.

Иван Петрович замолк и склонил седую голову.

— Я тоже смотрю, — подал голос князь Василий Серебряный, — такой царь, что своим ближним не верит, нам не надобен. За слово, за укорительный взгляд — в тюрьму, как изменников. Каждый опричник впереди, а ты жди либо плаху, либо пытки.

— Пусть бы советовался с нами, с боярами, — вступился Федоров. — Ежели не по душе совет, можешь по-своему сделать: на то ты царь. Но ведь он за противное слово на совете опалу кладет, а то и вовсе голову с плеч… Не по старине, не так, как его отец да дед делывали. И опалу положить царь волен. Однако прежде перед боярами оправдаться дай виноватому, а он и слышать не хочет. Лишь бы наговор от кромешника был.

— Дело говоришь, Иван Петрович, — поддержал князь Мстиславский.