Страница:
40 из 552
А митрополит Филипп сказал тако:«Царю и великому князю отставить опришнину, а не отставит царь и великий князь опришнины, и мне в митрополитах быти невозможно». Зазря обижает царь. Земщина по сю сторонь, опришнина по ту сторонь.
— Церковь отринулась от царя Ивана.
— Что станет с нами? Долго ли еще муки этой…
— До самой смерти.
— Господи, спаси, господи, помоги.
— Скоро ли война кончится?
Еще не раз поднимались князья и бояре с гневными речами. Близилась ночь, свечи догорали.
— Государи! — уже который раз взял слово боярин Федоров. — Я стою за вольность, за такую вольность, когда моя жизнь и мое имущество не зависят от одного государева слова. Я хочу, чтобы суд праведно судил меня. Я хочу, чтобы за мое слово, за мои мысли Малюта Скуратов не тащил бы в свой застенок… А разве нет убытка государю, когда много всякого люда бежит из родной земли? В прежние времена русские люди бежали из Литвы к нам…
Раздался одобрительный гул, бояре и князья поднялись с мест и дружно кланялись Федорову. Слово конюшего крепко пришлось им по душе.
— Прав Иван Петрович.
— Мы все за тебя.
— Головы на плаху отдадим, не отступим… — шумели вельможи.
— В адашевские времена не в пример вольготнее было.
— Братья государи, — призывая к тишине, поднял руку воевода Иван Колычев, — во имя правды на земле, для пользы людей русских я хочу смерти царю Ивану. Даже самый добрый человек, сохраняя свою жизнь, может совершить жестокость.
|< Пред. 38 39 40 41 42 След. >|