Сицилиец   ::   Пьюзо Марио

Мария Ломбарде Гильяно выглядела гораздо старше, чем на фотографии в комнате, — скорее казалась совсем другой женщиной. Вежливая улыбка была как гримаса на ее худом изможденном лице с морщинистой обветренной кожей. Длинные волосы с широкими седыми прядями лежали по плечам. Что поражало — это ее глаза, почти черные от ненависти ко всему этому миру, готовому уничтожить ее и ее сына.

Не обращая внимания на мужа и Стефана Андолини, она обратилась прямо к Майклу:

— Поможешь ты моему сыну или нет?

Майкл улыбнулся ей.

— Да, я с вами.

— Отец Беньямино просил взять его, но я сказал, что ты не хочешь, — произнес, обращаясь к ней, Андолини.

Мария Ломбарде подняла голову, и Майкл изумился той гамме чувств, которые отразились на ее лице.

— О, у отца Беньямино доброе сердце, это уж точно, — сказала она. — И с этим своим сердцем он, как чума, несет смерть всей деревне. Он передает тайны исповеди своему братцу, он предает души, якшаясь с дьяволом.

Отец Гильяно сказал со спокойной рассудительностью, словно пытаясь угомонить сумасшедшую:

— Дон Кроче наш друг. Он вызволил нас из тюрьмы.

Мать Гильяно взорвалась:

— А, дон Кроче, “Добрая душа”, он всегда, конечно, такой добрый! Но я тебе скажу: дон Кроче — змея. Они с нашим сыном вместе собирались править Сицилией, но теперь Тури прячется в одиночку в горах, а “Добрая душа” разгуливает по Палермо со своими шлюхами. Дону Кроче стоит лишь свистнуть, и Рим будет лизать ему пятки. А ведь он совершил куда больше преступлений, чем Тури.