Ленинградская зима   ::   Ардаматский Василий Иванович

Фон Лееб повернулся к нему и сказал, подтягивая для изображения улыбки отвисшую нижнюю губу:

— Если все русские города такие, не стоило начинать эту войну.

— Отсталая страна, — с готовностью отозвался Кристман.

— Но почему они так хорошо дерутся за эти деревянные лачуги? — вдруг повысил голос фельдмаршал и сердито посмотрел на полковника, как будто тот отвечал за то, что русские дерутся упорно. Кристман счел за лучшее промолчать.

— И совсем не такой уж большой город, — продолжал ворчать фон Лееб. Он приподнялся и оглянулся назад — там в клубах пыли поблескивали лакированные спины машин, в которых ехали генералы и чины поменьше.

Машину резко встряхнуло, и фельдмаршал обрушился на сиденье. Он уже открыл рот, чтобы разразиться бранью, но в это время из-за поворота вдруг точно всплыла на зеленой волне косогора белоснежная церковь. Вместе с черным дымом она повторилась в реке.

— Остановитесь, черт бы вас взял! — крикнул фон Лееб.

Вся вереница машин постепенно остановилась. Спины машин, еще недавно сиявшие на солнце, потускнели, покрылись густой дорожной пылью.

Фельдмаршал смотрел на церковь.

— Очень красиво. Феноменально! — сказал он. — Черный дым — это война, а церковь — бог среди войны. А? — Он взглянул на адъютанта и, не дождавшись ответа, отвернулся — что может думать о боге этот красивый полковник, у которого в душе, кроме Гитлера, никакого бога нет? Сам фон Лееб — ревностный католик.