Ленинградская зима   ::   Ардаматский Василий Иванович

— А его, знаете, можно понять. Он просидел тут всю жизнь, и для него теперь каждый день отсрочки — великое несчастье, — примирительно сказал Мигунов.

— Войну начинали не ради него…

— Но и не ради нас с вами… — Мигунов считал себя принадлежащим к русской эмиграции более высокого морального ранга. Чепцов с его меркантильными вожделениями — это низший класс. Мигунову ясно, что сейчас он продумал убедительный для себя довод: скрыться за спину армии очень удобно. Но, в конце концов, Чепцов сейчас ровно ничего не значит.

— Почему они умирают, но не восстают? Почему? Я все время думаю, — тихо, точно самого себя, спросил Мигунов. — История знает голодные бунты.

— Да, да, да! И пока армия не повалит город, он будет сопротивляться! Это совершенно ясно! Может быть, этого не понимают в Берлине?

Мигунову не хотелось спорить, он помешал в печке, полной раскаленных углей, и направился к широкой кровати в углу.

— Вы приписываете резиденту тонкие переживания, заждался он, видите ли… — остановил его Чепцов. — Но не по вине ли таких вот заждавшихся, как наш резидент, Германия оказалась дезинформированной в отношении прочности красной России? Не по его ли вине мы сидим здесь и недоумеваем, почему город умирает, но не восстает?

Чепцов в чем-то был прав, но Мигунов промолчал.