Ленинградская зима   ::   Ардаматский Василий Иванович

Кумлев разделся, снял валенки, лицо красное, с белыми пятнами — натер гусиным салом. Палчинский, в тонком шерстяном свитере и домашних туфлях, кипятил на плите чайник, собирал на стол чашки.

— Пора, — сказал Кумлев.

Радист отстучал ключом, Центр ответил условным сигналом «слушаю» — ответа не было.

— Где сложены мины? — спросил Кумлев.

Они оделись и перешли в большую комнату. Кумлев светил фонариком. Палчинский приподнял покрывало — под кроватью лежал знакомый Кумлеву чемодан с минами, который еще осенью принес через фронт Жухин.

— Вот еще, — сказал Кумлев, запихивая под кровать чемодан Маклецова. — Это очень сложное устройство, но вздумайте открывать.

Палчинский осторожно опустил покрывало.

— Ничего, будем технику изучать, пригодится, — сказал Кумлев, освещая углы, старинную мебель, окно, забитое фанерой.

Вернулись на кухню. Палчинский снова отстучал вызов. Ответа все не было.

— Да, у меня ЧП, Павел Генрихович, — сказал Палчинский, наливая кипяток в большие чашки. — Вчера под вечер приходит, значит… Лет ему пятьдесят. Одет добротно. Я не хотел впускать, но он нахально так вошел. Представляется: Кузьма Кузьмич, мол. Все, говорит, о вас знаю. Я спрашиваю: что такое, в чем дело? А он говорит: вы Пилюгина знаете?

— Кто это Пилюгин? Где он сейчас? — спросил Кумлев.

— Он был в Кронштадте, как и я, сменным радистом и знал, конечно, что я работал для восставших. Мы вместе работали. Только это он и знает.