JК
Ленинградская зима :: Ардаматский Василий Иванович
Страница: 354 из 361Чепцов поднял руки и застыл с открытым ртом. Вбежал Прокопенко, а за ним еще двое оперативников. Мигунова держали Потапов и Грушко…
Входили новые люди, по заснеженной улице пробиралась к дому тюремная машина…
Немецких агентов отвезли на Литейный и начали допрашивать. Мигунов молчал. Он только назвал свое имя и сказал, что делает это исключительно для того, чтобы конец его пути отразился в каких-нибудь архивах.
— Я попросил бы не затягивать дело… — добавил он и, низко опустив голову, замолчал. Его сухощавое породистое лицо с глубокими морщинами, с плотно стиснутыми губами выражало крайнюю степень решимости.
Чепцов немного пришел в себя и начал говорить. Никто еще не задавал ему вопросов, но он громко сказал:
— Я давно ненавижу большевиков, и вашу революцию, и все, что она породила! Доживете до весны, и вас вздернут на столбы! — продолжал он, задыхаясь на каждом слове. — Немецкая армия уже сжала свой кулак, смертный приговор вам произнесен! За это стоит умереть. Я жалею…
— А ну-ка, хватит ораторствовать! — Грушко грохнул кулаком по столу. — Показания давать будете?
После очных ставок с Кумлевым и Палчинским Чепцов стал давать показания. Он очень хотел жить, этот русский, пришедший на родную землю сеять смерть, чтобы затем возвыситься над полумертвой Россией…
Аксель очень скоро понял, что в Ленинграде произошел провал. Он немедленно радировал о случившемся Канарису, но никаких объяснений или выводов в его сообщении не было.
Входили новые люди, по заснеженной улице пробиралась к дому тюремная машина…
Немецких агентов отвезли на Литейный и начали допрашивать. Мигунов молчал. Он только назвал свое имя и сказал, что делает это исключительно для того, чтобы конец его пути отразился в каких-нибудь архивах.
— Я попросил бы не затягивать дело… — добавил он и, низко опустив голову, замолчал. Его сухощавое породистое лицо с глубокими морщинами, с плотно стиснутыми губами выражало крайнюю степень решимости.
Чепцов немного пришел в себя и начал говорить. Никто еще не задавал ему вопросов, но он громко сказал:
— Я давно ненавижу большевиков, и вашу революцию, и все, что она породила! Доживете до весны, и вас вздернут на столбы! — продолжал он, задыхаясь на каждом слове. — Немецкая армия уже сжала свой кулак, смертный приговор вам произнесен! За это стоит умереть. Я жалею…
— А ну-ка, хватит ораторствовать! — Грушко грохнул кулаком по столу. — Показания давать будете?
После очных ставок с Кумлевым и Палчинским Чепцов стал давать показания. Он очень хотел жить, этот русский, пришедший на родную землю сеять смерть, чтобы затем возвыситься над полумертвой Россией…
Аксель очень скоро понял, что в Ленинграде произошел провал. Он немедленно радировал о случившемся Канарису, но никаких объяснений или выводов в его сообщении не было.