JК
Лезвие бритвы :: Ефремов Иван
Страница: 172 из 183Даже в науку проникают эти струйки убогого самоограничения, попытки с помощью трюка привлечь к себе внимание и тем «пробиться». А ведь фокусничанье было во все времена, только от древности история, естественно, не сохранила этот хлам. В нашем веке прошло несколько волн таких лжемодернизмов с выдумками не хуже, чем сейчас.
— Я понимаю, — сказала Сима.
— Это хорошо, — заявила Рита. — Значит, вам понравится и Сима. Мы с ней две противоположности. И она как раз такая вот четкая, быстрая, вся ритмическая насквозь. Потому и выбрала это адажио. А что вы любите в книгах? Не ваших ученых, а в романах, рассказах?
— Тут я полностью старомоден и не выношу гнильцы, привлекающей любителей дичи с тухлятинкой, заплесневелого сыра, порченых людей и некрасивых поступков. Для меня любое произведение искусства, будь то книга, фильм или живопись, не существует, если в нем нет глубоко прочувствованной природы, красивых женщин и доблестных мужчин…
— И зло обязательно наказано, — радостно захлопала в ладоши Сима, — и добро торжествует! Простите, Иван Родионович, — спохватилась девушка, — мы все говорим, а вам — пора.
— Очень хотел бы остаться, но ждет больной. К больному нельзя опаздывать — такова старая врачебная этика.
— Разве вы практикуете, лечите? — спросила Сима, провожая Гирина в свою шкафообразную переднюю.
— О нет! Без того не хватает времени на исследования. И все же приходится, меня передают по эстафете от одного тяжелобольного к другому.
— Я понимаю, — сказала Сима.
— Это хорошо, — заявила Рита. — Значит, вам понравится и Сима. Мы с ней две противоположности. И она как раз такая вот четкая, быстрая, вся ритмическая насквозь. Потому и выбрала это адажио. А что вы любите в книгах? Не ваших ученых, а в романах, рассказах?
— Тут я полностью старомоден и не выношу гнильцы, привлекающей любителей дичи с тухлятинкой, заплесневелого сыра, порченых людей и некрасивых поступков. Для меня любое произведение искусства, будь то книга, фильм или живопись, не существует, если в нем нет глубоко прочувствованной природы, красивых женщин и доблестных мужчин…
— И зло обязательно наказано, — радостно захлопала в ладоши Сима, — и добро торжествует! Простите, Иван Родионович, — спохватилась девушка, — мы все говорим, а вам — пора.
— Очень хотел бы остаться, но ждет больной. К больному нельзя опаздывать — такова старая врачебная этика.
— Разве вы практикуете, лечите? — спросила Сима, провожая Гирина в свою шкафообразную переднюю.
— О нет! Без того не хватает времени на исследования. И все же приходится, меня передают по эстафете от одного тяжелобольного к другому.