На равнинах Авраама   ::   Кервуд Джеймс Оливер

Здесь же он одновременно и то, и другое — как его отец и мать, и никогда не поднимет оружия ни на французов, ни на англичан, даром что в них течет та же кровь, что и в нем.

— В этом я уверена, — согласилась Катерина. — Молю Бога, чтобы моему Джимсу никогда не пришлось стать воином.

Отправляясь спать на чердак, Хепсиба с зажженной свечой на минуту задержался возле кровати Джимса. Мальчик спал с отрезом бархата в руках и улыбался во сне. Видимо, Джимсу снился сон, потому что улыбка постепенно сошла с его лица и на смену ей пришло серьезное, почти суровое выражение. Заметив перемену в лице племянника, Хепсиба подумал о последних словах Анри, о молитве Катерины, и губы его едва слышно прошептали:

— Им не уберечь тебя, малыш. Не уберечь, как бы они ни надеялись, ни молились и ни верили. Приближается буря, и, когда она грянет, ты нанесешь удар. Сильный удар. И только тогда станешь тем, кем тебе суждено стать, Джимс, — ты станешь воином.

В неверном свете свечи казалось, будто отрез красного бархата что-то отвечает Хепсибе Адамсу… Но странствующий торговец уже отвел взгляд и, не углубляясь в дальнейшие размышления, бесшумно разделся, задул свечу и лег в постель.

На рассвете Катерина собирала на стол завтрак. Джимс поднялся еще раньше и помогал отцу во дворе. К тому времени, когда Хепсиба проснулся и спустился вниз, вол уже был накормлен, а повозка готова к неблизкому и не очень приятному путешествию. Ночной разговор о войне, насилии и смерти не оставил в душе Катерины никакого следа.