JК
Ночные гоцы :: Мастерс Джон
Страница: 41 из 483В желтом свете лампы тихий голос бубнил:
— Хзур, хзур, сархе панч байе, сархе панч байе, хзур… [15]
Он медленно сел, протирая глаза и взглянул на часы на ночном столике. Они показывали половину шестого. Он помешал чай в чашке и зевнул. Через час рота соберется на плацу. Он быстро оделся, пока по всему дому раздавались шаги множества слуг, и склонился над Джоанной, такой теплой и сонной, что сердиться на нее дольше было просто невозможно. Поцеловав ее в щеку, он прошептал ей на ухо:
— До свидания, любимая. Надеюсь, я скоро вернусь.
Она шевельнулась и пробормотала в подушку:
— До свид…не задерживайся — не люб… остава…дна.
Она снова погрузилась в сон, а Родни на цыпочках прошел в столовую. Две говяжьи отбивные покоились в застывшем жире на холодной тарелке. Должно быть, осел-повар встал в три утра, чтобы приготовить их. Он не смог их осилить, и, принудив себя съесть кусок хлеба и запить его чаем, вышел из дома.
Утро было свежим, и трое слуг, примостившиеся поверх багажа на запряженной буйволами повозке, кутались в одеяла. Он вскочил в седло и поскакал по дороге. Рядом, держась за стремя, бежал грум. Повозка тащилась позади.
Над рекой висела пелена тумана, и языки тумана обвивали деревья и лавки на Малом Базаре. Под пипалом сидел Серебряный гуру, устремив широко раскрытые глаза на север. Он чуть было не остановился, чтобы спросить, что значили его вчерашние слова, обращенные к воронам, но передумал — что толку? Только выставишь себя дураком.
— Хзур, хзур, сархе панч байе, сархе панч байе, хзур… [15]
Он медленно сел, протирая глаза и взглянул на часы на ночном столике. Они показывали половину шестого. Он помешал чай в чашке и зевнул. Через час рота соберется на плацу. Он быстро оделся, пока по всему дому раздавались шаги множества слуг, и склонился над Джоанной, такой теплой и сонной, что сердиться на нее дольше было просто невозможно. Поцеловав ее в щеку, он прошептал ей на ухо:
— До свидания, любимая. Надеюсь, я скоро вернусь.
Она шевельнулась и пробормотала в подушку:
— До свид…не задерживайся — не люб… остава…дна.
Она снова погрузилась в сон, а Родни на цыпочках прошел в столовую. Две говяжьи отбивные покоились в застывшем жире на холодной тарелке. Должно быть, осел-повар встал в три утра, чтобы приготовить их. Он не смог их осилить, и, принудив себя съесть кусок хлеба и запить его чаем, вышел из дома.
Утро было свежим, и трое слуг, примостившиеся поверх багажа на запряженной буйволами повозке, кутались в одеяла. Он вскочил в седло и поскакал по дороге. Рядом, держась за стремя, бежал грум. Повозка тащилась позади.
Над рекой висела пелена тумана, и языки тумана обвивали деревья и лавки на Малом Базаре. Под пипалом сидел Серебряный гуру, устремив широко раскрытые глаза на север. Он чуть было не остановился, чтобы спросить, что значили его вчерашние слова, обращенные к воронам, но передумал — что толку? Только выставишь себя дураком.